Детский и семейный психолог Светлана Ройз в интервью рассказала, почему подростки попадают в "группы смерти", как бороться с этим и что противопоставить панике, охватившей родителей

Почему в группу риска попадают именно подростки, готовые бездумно выполнять чьи-то указания?

— Подростковый возраст — возраст смещения авторитетности. Ребёнок пытается отделиться от всего, что напоминало ему о детстве. Родители закономерно выходят из фокуса авторитетности. Их заменяют референтные группы подростков либо те, кто напоминает авторитетных людей. К сожалению, у современных подростков практически нет здоровых авторитетов. Родители, не имея возможности влиять и контролировать, уходят в авторитарность, как и многие школьные преподаватели. Не развита и система наставничества. Раньше подростки могли опереться на крёстных в определённом возрасте. Получается, что внутренние опоры у подростков ещё не созрели, а внешних нет.

Почему это происходит именно сейчас?

— Взрослые заняты борьбой с тревогой. Мы устали от информации, которая несёт угрозу жизни. В таком состоянии невозможно находиться долго. Взрослые не могут сами поддерживать эмоциональное равновесие, и выходит, что детям не на кого опереться. У самих взрослых нет внутри стабильности и спокойствия.

Очень важно создать доверительные отношения с ребёнком. Эти отношения будут работать и позднее — в любом возрасте. По этому "шаблону" человек, уже став взрослым, строит свои отношения с партнёрами. Базовая привязанность — близость, формируется до двух лет, а потом, конечно, расширяется. Когда ребёнок проходит этапы сепарации — отделения, он отдаляется всё дальше, но остаётся связанным с родителями любовью, близостью, ощущением доверия. Если вы можете вспомнить о человеке, которому вы точно нужны, а он вам так же дорог, — это всегда удержит от скоропалительных решений.

Взрослость — это ведь не только биологическое понятие. Часто мы не проявляем свою психологическую, внутреннюю взрослость. Это и умение сохранить опору, равновесие, и умение выдерживать большое напряжение, не поддаваться панике, не сбрасывать ответственность за свои чувства. Существует в психологии термин "парентификация": когда дети становятся психологическими "родителями" для своих родителей, если те не могут держаться в здоровом состоянии. И это огромная нагрузка для ребёнка. Я так часто слышала от них фразы "в семье всем плохо из-за меня", "родители так напрягаются из-за меня", "всем было бы лучше без меня". Они думают, что без них у родителей действительно было бы меньше проблем.

Если взрослые вернут себе ощущение силы — детям от этого будет намного легче. Иногда ребёнок говорит фразу: "Вот посмотрите: у него два высших образования, но кто он?" Это "кто" не о социальной жизни, а об ощущении радости — жизненности, которая идёт от человека. В любые, даже самые сложные времена, мы можем быть проводниками жизни. Иначе, как минимум, нашим детям страшно взрослеть. От ощущения вины, страха, одиночества они будут убегать, искать безопасное пространство. Найдут его у телевизора, в компьютерных играх. А дальше внимание детей искусно подхватывается. Что происходит в этих ужасных группах в соцсетях: детей подхватывают и сопровождают в каждом шаге, и очень часто это происходит потому, что мы не можем дать им сопровождение в жизни.

Я всё время думаю о том, что предложить подросткам. Их можно "разбудить", вывести из транса игры, а куда он пойдёт дальше? Такие игры выключают критическое мышление, поддерживают определённый транс. Они сбивают биоритмический рисунок ребёнка. Страсть к риску — ещё одно из проявлений подросткового возраста. Её тоже искусственно стимулируют в подобных группах.

Что этому можно противопоставить?

— Ограничение доступа к интернету не выход. Необходимо, конечно, чтобы школа перестала быть источником страха, а стала средой интереса и развития. Очень важно вернуть к себе доверие детей, научиться быть в близких отношениях со своими партнёрами и детьми. Это глобальная задача, возможно, задача современного поколения родителей. Нас сейчас шатает — от демократичности воспитания к жёсткой директивности. От глобального страха, что ребёнок столкнётся со сложными эмоциями, до игнорирования его чувств. Уверена, что мы научимся воспитанию из баланса.

Точка спокойствия

Как родителям понять, что с ребёнком что-то не так?

— Первый вопрос, который стоит задать: "Я авторитарный родитель или авторитетный?" Авторитетный родитель не кричит, ему не нужно применять силу, за ним ребёнок "идёт". Авторитарность — доказательство чего-то силой. Она очень редко приводит к каким-то позитивным последствиям. Ребёнок в таком случае будет вынужден выходить из-под пресса какими-то жёсткими дивиантными путями или болезнями.

Второе — есть ли в течение дня или недели какие-то моменты близости? Сейчас у нас утрачена традиция семейных ритуалов — действий, в которых вся семья чувствовала бы себя включённой в процесс. Это может быть что-то очень простое: семейный ужин, совместный просмотр фильма, общее чтение. У нас есть гормон окситоцин. Он отвечает за близость, безопасность, любовь, он — наше внутреннее обезболивающее. Чем больше таких окситоциновых меток — памяти о близости, тем больше уровней безопасности у ребёнка. Всё это нарабатывается в домашних праздниках, путешествиях. Память об этом сохраняется и в сложном подростковом возрасте.

Стоит также обратить внимание, не стал ли ребёнок слишком послушным. Подростковый возраст проходит в нескольких формах: кризис послушания и кризис непослушания. Он подразумевает некое бунтарство. Опасно, когда ребёнок становится более услужливым. Это означает, что напряжение в нём накапливается внутри. Со скрытыми процессами всегда сложнее справляться.

Не менее важно то, умеет ли ребёнок сказать "нет". Если он может сказать "нет" нам, то больше вероятности, что он сможет это сказать окружающему миру. Нужно научить его здоровой критичности — когда мы позволяем себе сомневаться. Мне понравилось, когда кто-то из взрослых вошёл в группу в соцсети, где было задание "вырезать синего кита" на руке. Этот человек написал: "Ну как же "вырезать синего"? Если я его вырежу, кит же будет красным". Ребёнок должен позволять себе задавать неудобные вопросы. Чувство юмора — тоже проявление здоровой критичности.

Ещё одна зона риска — склонность к психиатрическим расстройствам. В тех реальных случаях, с которыми я сталкивалась, детям нужна была помощь психиатра. Нужно обращать внимание, не появляются ли на теле ребёнка шрамы. Совершенно необязательно, что это будут киты. Речь может идти о любом шрамировании, о навязчивом желании мыть руки, о появлении фраз вроде "лучше бы меня не было", "зачем я, такой урод, нужен". Последнее — тоже нанесение себе шрамов, только невидимых. Всё это говорит о том, что пора обращаться к психологу, говорить с друзьями подростка. Может быть, это попытка выйти из-под пресса сильного давления дома, в школе или внутри себя.

Серьёзный показатель — нарушение сна. В подростковом возрасте часто бывает бессонница. Важно понять, какова её причина.

Мы часто забываем ещё об одной группе детей, подверженной опасности, — тех, кого принято считать успешными: отличники, спортсмены, "идеальные" дети. Им часто говорят: "Ты — надежда нашей семьи, класса, школы, страны". Оправдывать ожидания очень сложно. Всё это пресс. Взрослым важно снимать с ребёнка свои ожидания.

В подростковом возрасте ребёнок часто воспринимает мелкие неприятности как личную катастрофу. Например, плохие отметки в школе, поражение в спортивных соревнованиях. В этом может помочь здоровая критичность, о которой вы говорите?

— У любого ребёнка есть потребность формировать отношения близости. Идеально, когда он формирует близость напрямую — просто потому что ребёнок знает, что нужен и его любят. Просто зная, что ему есть место в семье и в любви родителей, независимо от того, что он делает. Неосознанно ребёнок принимает решение: если он будет отличником, то его будут больше любить. Это обходной способ формирования привязанности. У него формируется такая логика: "Если вдруг я получаю не 10, а 6 баллов, то я неудачник и меня не будут любить". Это глобализируется внутри человека. Нам важно помочь ребёнку сфокусироваться не только на результате, но и на процессе. Важно говорить, что ребёнок идёт в школу не ради того, чтобы быть призёром олимпиад, что нам бы очень хотелось, чтобы ему там было интересно. Совершенно не нужно получать при этом наивысшие оценки по всем предметам.

Хорошо, когда мы рассказываем ребёнку, как совершили ошибку, выжили, а потом ещё и посмеялись над этим. Критическое мышление — не про критику, а про возможность сомневаться. Нужно задумываться, как мы даём ребёнку ответы ещё в возрасте "почемучки". Моментальный ответ или фраза "Вырастешь — узнаешь" не самое лучшее решение. Лучше, чтобы ребёнок рассказал, как он сам думает, пусть это даже будут самые невероятные версии. Потом уже вместе с ним нужно искать ответ. Это и есть начальная работа со здоровой критичностью.

Раньше в школах приучали к тому, что на все вопросы существует только один вариант ответа. Сейчас подход изменяется: дети могут рисовать солнце не только жёлтым, но и синим, красным цветом. Примеры можно решать разными способами. Чем меньше в нашей жизни будут звучать слова "я взрослый, поэтому тебе нужно меня слушать", тем меньше ребёнок будет следовать ложной авторитетности. У него будет возникать вопрос "а почему меня туда ведут?". Важно, чтобы этот вопрос "почему?" с трёх-четырёхлетнего возраста никуда не исчез.

"Воронки боли"

Как медиа и родителям стоит говорить о проблеме, чтобы не создавать дополнительную рекламу "группам смерти"?

— Мне непонятно, зачем постоянно поддерживаются волны паники и кому это выгодно. По законам движения информации, волна паники должна была затихнуть к концу первой недели. Если есть какая-то информация, которая несёт угрозу жизни и любой безопасности — эмоциональной, физической, то она воспринимается сразу нашим рептильным мозгом — той частью мозга, которая как раз и поддерживает нашу безопасность. А вот неокортекс — часть мозга, которая обрабатывает информацию логически, в этот момент выключается.

При выключенном неокортексе мы совершаем суетливые действия, впадаем в ступор, делаем перепосты непроверенной информации в социальных сетях, ограничиваем детям интернет, не пускаем их на улицу. В этот момент мы очень управляемы. Как правило, этим кто-то пользуется. Нужно попробовать отстраниться от получаемой информации, попытаться проверить её из других источников. Если нам дают информацию, связанную с угрозой жизни, и не дают при этом инструкцию, что делать, — нами манипулируют.

Помните, в школе были уроки гражданской обороны? Зачем они нужны? В том числе чтобы отработать механические действия, определённые навыки. Если кто-то кричит "бомба", звучит сирена, люди начинают паниковать, а кто-то один, у кого неокортекс не выключится, возьмёт на себя ответственность.

Если в каких-то новостях или постах в соцсетях не содержится что-то, что включит наш неокортекс — даст маячок для нашей логики — это знак для включения нашей здоровой критичности. Функции медиа — информировать и стабилизировать, но я за то, чтобы стабилизирующей информации было больше. Мы и так живём в очень тревожном мире. Важно, чтобы информация не была категорична. Она не может указывать только на того, кто виноват. Важно, чтобы содержался пункт "что с этим делать".

Психолог Любовь Найдёнова недавно написала в Facebook пост о киберприсмотре. Как реализовывать этот киберприсмотр, чтобы не вызвать какие-то негативные эмоции у ребёнка, которому, конечно, не нравится вторжение в его личное пространство?

— Это ещё один показатель доверия в семье. Желательно, чтобы во всех семьях могли искренне сказать, что доверяют детям. Важно говорить об избирательности в информации. Можно сказать так: "Я тебе очень доверяю, но сейчас сложное время. Что ты будешь делать, если тебе предложат участие в подобной группе? Как я могу быть уверенным в том, что ты в безопасности? Давай вместе договариваться". Задача — научить ребёнка, что несёт опасность, а что — нет.

Нужно ли открыто говорить с детьми о группах или лучше как-то завуалировать эти темы?

— Уже ведь поздно. Родители успели написать посты и преподаватели уже провели школьные собрания. Это не лучшее решение, учитывая реактивность подростков. Идеальный вариант — сказать ребёнку, что вы узнали о таких группах, и признаться, что вы действительно обеспокоены. Любой сложный разговор должен вестись из "точки стабильности, спокойствия" родителей. Если мы говорим из состояния паники и страха — ребёнок не скажет нам правду. Любые слова, кто бы нам их не предлагал, должны быть искренними для нас. Это может быть похоже на следующее: "Да, может быть, иногда я веду себя строго. Может, ты думаешь, что не все мои действия справедливы, но я делаю всё это из-за любви к тебе. Мне будет очень страшно, если что-то с тобой может произойти. Я очень доверяю тебе и надеюсь, что ты доверяешь мне. Если в твоей жизни будут какие-то проблемы, ты об этом мне расскажешь? А что ты сделаешь, если узнаешь, что в опасности твой друг? Или что ты сделаешь сам?" Знаете, что интересно и важно? Наша любовь для детей неочевидна. Нам кажется, что они должны быть уверены в наших чувствах. А ведь часто они совершенно в них не уверены. Я бы рекомендовала прочитать книгу "Язык жизни" Маршалла Розенберга. Это метод ННО — ненасильственное общение. В методе ННО приводится такая практика: когда мы говорим ребёнку "нет" — чему-то в его жизни мы говорим "да". Например, если говорим "нет" на просьбу ребёнка о мороженном — может быть, мы говорим "да" его здоровью. Если говорим другому человеку "нет, я в этом не буду участвовать" — говорим "да" своей безопасности. Например, "нет" интернету в ночное время — "да" здоровью и жизни своих детей. Возможно, это пригодится ребёнку в умении говорить гармоничное "нет". Кроме того, за нашими отказами он сможет видеть нашу любовь.

Неужели люди, которые администрируют эти группы, придумывают квесты, продают видео, всё это делают только ради материальной выгоды?

— Задаю себе этот вопрос очень давно. Подобные волны ходят с 2010 года. Я понимаю, что делает плохо тот, кому плохо. У меня нет ответа, что движет этими людьми. Стремление к власти, обогащению? Может, если бы я вживую увидела хоть одного такого человека, то могла бы что-то предположить.

Я читала интервью психолога, работающего в тюрьмах. Если человеку предлагают психотерапию или уход в тюрьму, половина выберет тюрьму. Это означает, что у людей есть огромный опыт боли. Если ребёнок не получает отклик на свои потребности в младенчестве, если он чувствует себя одиноким, если ему больно в своих первых отношениях, у него формируется "воронка боли". Её мы несём в себе всю жизнь. Мы пытаемся заполнить эту воронку чем придётся. Кто-то запихивает туда платьишки и гаджеты, кто-то — алкогольную или наркотическую зависимости, кто-то девиантное поведение. Часто люди такими антисоциальными проявлениями неосознанно пытаются компенсировать свою боль и умножают боль своей болью.

Конечно, в здоровом состоянии наша задача в этой воронке вырастить самоуважение, своё собственное здоровое "я". Количество боли у людей, которые позволяют себе манипулировать детьми, запредельное. Наверное, одна из наших задач — делать что-то со своими "воронками боли".